Всё о Чехове - Публицистика - Остров Сахалин - Страница 46
_______________
*Пароход Добровольного флота "Владивосток".
**Китаец-манза.
-В поселенцы скоро выйдешь?
-Лет через пять.
-Скучаешь по дому?
-Нет. Одно вот только- детей жалко. Глупы.
-Скажи, Егор, о чем ты думал, когда тебя в Одессе на пароход вели?
-Бога молил.
-О чем?
-Чтобы детям ума-разума послал.
-Отчего ты жену и детей не взял с собой на Сахалин?
-Потому что им и дома хорошо.
VII
Маяк.- Корсаковское.- Коллекция д-ра П.И.Супруненко.-
Метеорологическая станция.- Климат Александровского округа.-
Ново-Михайловка.- Потемкин.- Экс-палач Терский.- Красный Яр.-
Бутаково.
Прогулки по Александровску и его окрестностям с почтовым чиновником,
автором "СахалинО", оставили во мне приятное воспоминание. Чаще всего мы
ходили к маяку, который стоит высоко над долиной, на мысе Жонкиер. Днем
маяк, если посмотреть на него снизу,- скромный белый домик с мачтой и с
фонарем, ночью же он ярко светит в потемках, и кажется тогда, что каторга
глядит на мир своим красным глазом. Дорога к домику поднимается круто,
оборачиваясь спиралью вокруг горы, мимо старых лиственниц и елей. Чем выше
поднимаешься, тем свободнее дышится; море раскидывается перед глазами,
приходят мало-помалу мысли, ничего общего не имеющее ни с тюрьмой, ни с
каторгой, ни с ссыльною колонией, и тут только сознаешь, как скучно и
трудно живется внизу. Каторжные и поселенцы изо дня в день несут
наказание, а свободные от утра до вечера говорят только о том, кого драли,
кто бежал, кого поймали и будут драть; и странно, что к этим разговорам и
интересам сам привыкаешь в одну неделю и, проснувшись утром, принимаешься
прежде всего за печатные генеральские приказы- местную ежедневную газету,
и потом целый день слушаешь и говоришь о том, кто бежал, кого подстрелили
и т.п. На горе же, в виду моря и красивых оврагов, всё это становится
донельзя пошло и грубо, как оно и есть на самом деле.
Говорят, что по дороге на маяк когда-то стояли скамьи, но что их
вынуждены были убрать, потому что каторжные и поселенцы во время прогулок
писали на них и вырезывали ножами грязные пасквили и всякие сальности.
Любителей так называемой заборной литературы много и на воле, но на
каторге цинизм превосходит всякую меру и не идет в сравнение ни с чем.
Здесь не только скамьи и стены задворков, но даже любовные письма
отвратительны. Замечательно, что человек пишет и вырезывает на скамье
разные мерзости, хотя в то же время чувствует себя потерянным, брошенным,
глубоко несчастным. Иной уже старик и толкует, что ему свет постыл и
умирать пора, у него жестокий ревматизм и плохо видят глаза, но с каким
аппетитом произносит он без передышки извозчичью брань, растянутую в
длинную вязь из всяких отборных ругательных слов и вычурную, как
заклинание от лихорадки. Если же он грамотен, то в уединенном месте ему
бывает трудно подавить в себе задор и удержаться от искушения нацарапать
на стене хотя бы ногтем какое-нибудь запретное слово.
|