Всё о Чехове - Публицистика - Остров Сахалин - Страница 194
Было много женщин, каторжных
и свободных, с нетерпением поглядывавших на двери. Слышалось шушуканье.
Вот кто-то у дверей взмахнул рукой и шепнул встревоженно: "Едут!" Певчие
стали откашливаться. От дверей хлынула волна, кто-то строго крикнул, и,
наконец, вошли молодые: наборщик-каторжный, лет 25, в пиджаке, с
накрахмаленными воротничками, загнутыми на углах, и в белом галстуке, и
женщина-каторжная, года на 3- 4 старше, в синем платье с белыми кружевами
и с цветком на голове. Постлали на ковре платок; жених первый ступил на
него. Шафера, наборщики, тоже в белых галстуках. О.Егор вышел из алтаря,
долго перелистывал на аналое книжку. "Благословен бог наш..."- возгласил
он, и венчание началось. Когда священник возлагал на головы жениха и
невесты венцы и просил бога, чтобы он венчал их славою и честью, то лица
присутствовавших женщин выражали умиление и радость, и, казалось, было
забыто, что действие происходит в тюремной церкви, на каторге,
далеко-далеко от родины. Священник говорил жениху: "Возвеличися, женише,
яко же Авраам..." Когда же после венчания церковь опустела и запахло гарью
от свечей, которые спешил тушить сторож, то стало грустно. Вышли на
паперть. Дождь. Около церкви, в потемках, толпа, два тарантаса: на одном
молодые, другой- порожнем.
-Батюшка, пожалуйте!- раздаются голоса, и к о.Егору протягиваются
из потемок десятки рук, как бы для того, чтобы схватить его.- Пожалуйте!
Удостойте!
О.Егора посадили в тарантас и повезли к молодым. 8 сентября, в
праздник, я после обедни выходил из церкви с одним молодым чиновником, и
как раз в это время несли на носилках покойника; несли четверо каторжных,
оборванные, с грубыми испитыми лицами, похожие на наших городских нищих;
следом шли двое таких же, запасных, женщина с двумя детьми и черный грузин
Келбокиани, одетый в вольное платье (он служит писарем и зовут его
князем), и все, по-видимому, спешили, боясь не застать в церкви
священника. От Келбокиани мы узнали, что умерла женщина свободного
состояния Ляликова, муж которой, поселенец, уехал в Николаевск; после нее
осталось двое детей, и теперь он, Келбокиани, живший у этой Ляликовой на
квартире, не знает, что ему делать с детьми.
Мне и моему спутнику делать было нечего, и мы пошли на кладбище
вперед, не дожидаясь, пока отпоют. Кладбище в версте от церкви, за
слободкой, у самого моря, на высокой крутой горе. Когда мы поднимались на
гору, похоронная процессия уже догоняла нас: очевидно, на отпевание
потребовалось всего 2- 3 минуты. Сверху нам было видно, как вздрагивал на
носилках гроб, и мальчик, которого вела женщина, отставал, оттягивая ей
руку.
С одной стороны широкий вид на пост и его окрестности, с другой-
море, спокойное, сияющее от солнца. На горе очень много могил и крестов.
Вот два высоких креста рядом: это могилы Мицуля и смотрителя Селиванова,
убитого арестантом. Маленькие кресты, стоящие на могилах каторжников,-
все под один образец, и все немы.
|