Всё о Чехове - Публицистика - Остров Сахалин - Страница 2
Как раз
против города, в двух-трех верстах от берега, стоит пароход "Байкал", на
котором я пойду в Татарский пролив, но говорят, что он отойдет дня через
четыре или пять, не раньше, хотя на его мачте уже развевается отходный
флаг. Разве взять и поехать на "Байкал"? Но неловко: пожалуй, не пустят,-
скажут, рано. Подул ветер, Амур нахмурился и заволновался, как море.
Становится тоскливо. Иду в собрание, долго обедаю там и слушаю, как за
соседним столом говорят о золоте, о понтах, о фокуснике, приезжавшем в
Николаевск, о каком-то японце, дергающем зубы не щипцами, а просто
пальцами. Если внимательно и долго прислушиваться, то, боже мой, как
далека здешняя жизнь от России! Начиная с балыка из кеты, которым
закусывают здесь водку, и кончая разговорами, во всем чувствуется что-то
свое собственное, не русское. Пока я плыл по Амуру, у меня было такое
чувство, как будто я не в России, а где-то в Патагонии или Техасе; не
говоря уже об оригинальной, не русской природе, мне всё время казалось,
что склад нашей русской жизни совершенно чужд коренным амурцам, что Пушкин
и Гоголь тут непонятны и потому не нужны, наша история скучна и мы,
приезжие из России, кажемся иностранцами. В отношении религиозном и
политическом я замечал здесь полнейшее равнодушие. Священники, которых я
видел на Амуре, едят в пост скоромное, и, между прочим, про одного из них,
в белом шёлковом кафтане, мне рассказывали, что он занимается золотым
хищничеством, соперничая со своими духовными чадами. Если хотите заставить
амурца скучать и зевать, то заговорите с ним о политике, о русском
правительстве, о русском искусстве. И нравственность здесь какая-то
особенная, не наша. Рыцарское обращение с женщиной возводится почти в
культ и в то же время не считается предосудительным уступить за деньги
приятелю свою жену; или вот еще лучше: с одной стороны, отсутствие
сословных предрассудков- здесь и с ссыльным держат себя, как с ровней, а
с другой- не грех подстрелить в лесу китайца-бродягу, как собаку, или
даже поохотиться тайком на горбачиков.
Но буду продолжать о себе. Не найдя приюта, я под вечер решился
отправиться на "Байкал". Но тут новая беда: развело порядочную зыбь, и
лодочники-гиляки не соглашаются везти ни за какие деньги. Опять я хожу по
берегу и не знаю, что с собой делать. Между тем уже заходит солнце, и
волны на Амуре темнеют. На этом и на том берегу неистово воют гиляцкие
собаки. И зачем я сюда поехал?- спрашиваю я себя, и мое путешествие
представляется мне крайне легкомысленным. И мысль, что каторга уже близка,
что через несколько дней я высажусь на сахалинскую почву, не имея с собой
ни одного рекомендательного письма, что меня могут попросить уехать
обратно,- эта мысль неприятно волнует меня. Но вот наконец два гиляка
соглашаются везти меня за рубль, и на лодке, сбитой из трех досок, я
благополучно достигаю "Байкала".
|