Всё о Чехове - Публицистика - Из Сибири - Страница 9
Ветер гуляет по нем, шумит и поднимает зыбь. То там, то сям видны
островки и еще не залитые полоски земли. Направление дороги указывают
мосты и гати, которые размокли, раскисли и почти все сдвинуты с места.
Вдали за озером тянется высокий берег Иртыша, бурый и угрюмый, а над ним
нависли тяжелые, серые облака; кое-где по берегу белеет снег.
Начинаем ехать по озеру. Неглубоко, колеса сидят в воде только на
четверть аршина. Ехать, пожалуй, было бы сносно, если бы не мосты. Около
каждого моста нужно вылезть из тарантаса и становиться в грязь или в воду;
чтобы въехать на мост, нужно сначала к его приподнятому краю подложить
доски и бревна, которые разбросаны тут же на мосту. Лошадей по мосту водим
поодиночке. Федор Павлович отпрягает пристяжных и дает мне держать; я
держу их за холодные, грязные повода, а они, норовистые, пятятся назад,
ветер хочет сорвать с меня одежу, дождь больно бьет в лицо. Не вернуться
ли? Но Федор Павлович молчит и, вероятно, ждет, когда я сам предложу
вернуться; я тоже молчу.
Берем приступом один мост, другой, потом третий... В одном месте
увязли в грязь и едва не опрокинулись, в другом заупрямились лошади, а
утки и чайки носятся над нами и точно смеются. По лицу Федора Павловича,
по неторопливым движениям, по его молчанию вижу, что он не впервые так
бьется, что бывает и хуже, и что давно-давно уже привык он к невылазной
грязи, воде, холодному дождю. Недешево достается ему жизнь!
Въезжаем на островок. Тут избушка без крыши; по мокрому навозу ходят
две мокрые лошади. На зов Федора Павловича из избушки выходит бородатый
мужик с длинной хворостиной и берется показать нам дорогу. Он молча идет
вперед, измеряет хворостиной глубину и пробует грунт, а мы за ним. Выводит
он нас на длинную, узкую полосу, которую называет хребтом; мы должны ехать
по этому хребту, а когда он кончится, взять влево, потом вправо и въехать
на другой хребет, который тянется до самого перевоза.
Темнеет в воздухе; нет уж ни уток, ни чаек. Бородатый мужик научил
нас, как ехать, и давно уж вернулся. Кончился первый хребет, опять
полощемся в воде, берем влево, потом вправо. Но вот наконец и второй
хребет. Он тянется по самому краю берега.
Иртыш широк. Если Ермак переплывал его во время разлива, то он утонул
бы и без кольчуги. Тот берег высок, крут и совершенно пустынен. Видна
лощина; в этой лощине, как говорит Федор Павлович, идет дорога на гору, в
село Пустынное, куда мне нужно ехать. Этот же берег отлогий, на аршин выше
уровня; он гол, изгрызен и склизок на вид; мутные валы с белыми гребнями
со злобой хлещут по нем и тотчас же отскакивают назад, точно им гадко
прикасаться к этому неуклюжему, осклизлому берегу, на котором, судя по
виду, могут жить одни только жабы и души больших грешников. Иртыш не шумит
и не ревет, а похоже на то, как будто он стучит у себя на дне по гробам.
Проклятое впечатление!
Подъезжаем к избе, где живут перевозчики.
|