Всё о Чехове - Публицистика - Из Сибири - Страница 3
Пристав к берегу, гребцы первым делом начинают браниться. Бранятся
они со злобой, без всякой причины, очевидно спросонок. Слушая их отборную
ругань, можно подумать, что не только у моего возницы, у лошадей и у них
самих, но и у воды, у парома и у весел есть матери. Самая мягкая и
безобидная брань у гребцов- это "чтоб тебя уязвило" или "язвина тебе в
рот!" Какая здесь желается язва, я не понял, хотя и расспрашивал. Я в
полушубке, больших сапогах и в шапке; в потемках не видно, что я "ваше
благородие", и один из гребцов кричит мне хриплым голосом:
-Эй ты, язвина, что стоишь, рот разинул? Отпрягай пристяжную!
Въезжаем на паром. Перевозчики, бранясь, берутся за весла. Это не
местные крестьяне, а ссыльные, присланные сюда по приговорам обществ за
порочную жизнь. В деревне, где они приписаны, им не живется- скучно,
пахать землю не умеют или отвыкли, да и не мила чужая земля, и пошли они
сюда на перевоз. Лица у них испитые, истасканные, битые. А какие выражения
на лицах! Видно, что эти люди, пока плыли сюда на арестантских баржах,
скованные попарно наручниками, и пока шли этапом по тракту, ночуя в избах,
где их тело невыносимо жгли клопы, одеревенели до мозга костей; а теперь,
болтаясь день и ночь в холодной воде и не видя ничего, кроме голых
берегов, навсегда утратили всё тепло, какое имели, и осталось у них в
жизни только одно: водка, девка, девка, водка... На этом свете они уже не
люди, а звери, и по мнению деда, моего возницы, и на том свете им будет
худо: пойдут за грехи в ад.
II
Из большого села Абатского (375 верст от Тюмени), в ночь под 6-е мая,
везет меня старик лет 60; незадолго перед тем, как запрягать, он парился в
бане и ставил себе кровососные банки. Для чего банки? Говорит, что
поясница болит. Он боек не по летам, подвижен, словоохотлив, но ходит
нехорошо: кажется, у него спинная сухотка.
Я сижу в высоком, некрытом тарантасике, везет пара. Старик помахивает
кнутом и покрикивает, но уж не кричит по-прежнему, а только кряхтит или
стонет, как египетский голубь.
По сторонам дороги и вдали на горизонте змееобразные огни: это горит
прошлогодняя трава, которую здесь нарочно поджигают. Она сыра и туго
поддается огню, и потому огненные змеи ползут медленно, то разрываясь на
части, то потухая, то опять вспыхивая. Огни искрятся, и над каждым из них
белое облако дыма. Красиво, когда огонь вдруг охватит высокую траву:
огненный столб вышиною в сажень поднимается над землей, бросит от себя к
небу большой клуб дыма и тотчас же падает, точно проваливается сквозь
землю. Еще красивее, когда змейки ползают в березняке; весь лес освещен
насквозь, белые стволы отчетливо видны, тени от березок переливаются со
световыми пятнами. Немножко жутко от такой иллюминации.
Навстречу, во весь дух, гремя по кочкам, несется почтовая тройка.
Старик спешит свернуть вправо, и тотчас же мимо нас пролетает громадная,
тяжелая почтовая телега, в которой сидит обратный ямщик.
|