Всё о Чехове - Пьесы - Три сестры - Страница 6
И мы там тоже...
Вершинин. Одно время я жил на Немецкой улице. С Немецкой улицы я
хаживал в Красные казармы. Там по пути угрюмый мост, под мостом вода
шумит. Одинокому становится грустно на душе.
Пауза.
А здесь какая широкая, какая богатая река! Чудесная река!
Ольга. Да, но только холодно. Здесь холодно я комары...
Вершинин. Что вы! Здесь такой здоровый, хороший, славянский климат.
Лес, река... и здесь тоже березы. Милые, скромные березы, я люблю их
больше всех деревьев. Хорошо здесь жить. Только странно, вокзал железной
дороги в двадцати верстах... И никто не знает, почему это так.
Соленый. А я знаю, почему это так.
Все глядят на него.
Потому что если бы вокзал был близко, то не был бы далеко, а если он
далеко, то, значит, не близко.
Неловкое молчание.
Тузенбах. Шутник, Василий Васильич.
Ольга. Теперь и я вспомнила вас. Помню.
Вершинин. Я вашу матушку знал.
Чебутыкин. Хорошая была, царство ей небесное.
Ирина. Мама в Москве погребена.
Ольга. В Ново-Девичьем...
Маша. Представьте, я уж начинаю забывать ее лицо. Так и о нас не
будут помнить. Забудут.
Вершинин. Да. Забудут. Такова уж судьба наша, ничего не поделаешь.
То, что кажется нам серьезным, значительным, очень важным,- придет
время,- будет забыто или будет казаться неважным.
Пауза.
И интересно, мы теперь совсем не можем знать, что, собственно, будет
считаться высоким, важным и что жалким, смешным. Разве открытие Коперника
или, положим, Колумба не казалось в первое время ненужным, смешным, а
какой-нибудь пустой вздор, написанный чудаком, не казался истиной? И может
статься, что наша теперешняя жизнь, с которой мы так миримся, будет со
временем казаться странной, неудобней, неумной, недостаточно чистой, быть
может, даже грешной...
Тузенбах. Кто знает? А быть может, нашу жизнь назовут высокой и
вспомнят о ней с уважением. Теперь нет пыток, нет казней, нашествий, но
вместе с тем сколько страданий!
Соленый (тонким голосом.) Цып, цып, цып... Барона кашей не корми, а
только дай ему пофилософствовать.
Тузенбах. Василий Васильич, прошу вас оставить меня в покое...
(Садится на другое место.) Это скучно, наконец.
Соленый (тонким голосом). Цып, цып, цып...
Тузенбах (Вершинину). Страдания, которые наблюдаются теперь,- их так
много!- говорят все-таки об известном нравственном подъеме, которого уже
достигло общество...
Вершинин. Да, да, конечно.
Чебутыкин. Вы только что сказали, барон, нашу жизнь назовут высокой;
но люди всё же низенькие... (Встает.) Глядите, какой я низенький. Это для
моего утешения надо говорить, что жизнь моя высокая, понятная вещь.
За сценой игра на скрипке.
Маша. Это Андрей играет, наш брат.
Ирина. Он у нас ученый. Должно быть, будет профессором. Папа был
военным, а его сын избрал себе ученую карьеру.
|