Всё о Чехове - Пьесы - Леший - Страница 36
Замолчи ты, скотина!
Федор Иванович. Скотина, но только породистая. (Разглаживает себе
бороду.) Одна борода чего стоит... Вот я и скотина, и дурак, и каналья, а
стоит мне только захотеть- и за меня любая невеста пойдет. Соня, выходи
за меня замуж! (Хрущову.) Впрочем, виноват... Pardon...
Хрущов. Перестань дурака ломать.
Юля. Пропащий ты человек, Феденька! Во всей губернии нет другого
такого пьяницы и мотыги, как ты. Даже глядеть на тебя жалко. Фараон
фараоном- чистое наказание!
Федор Иванович. Ну, запела Лазаря! Иди, сядь рядом со мной... Вот
так. Я к тебе на две недели поеду жить... Отдохнуть надо. (Целует ее.)
Юля. От людей за тебя совестно. Ты должен отца своего под старость
утешать, а ты его только срамишь. Дурацкая жизнь и больше ничего.
Федор Иванович. Бросаю пить! Баста! (Наливает себе наливки.) Это
сливянка или вишневка?
Юля. Не пей же, не пей.
Федор Иванович. Одну рюмку можно. (Пьет.) Дарю тебе, Леший, пару
лошадей и ружье. К Юле поеду жить... Проживу у нее недельки две.
Хрущов. Тебе бы в дисциплинарном батальоне пожить.
Юля. Пей, пей чай!
Дядин. Ты с сухариками, Феденька.
Орловский (Серебрякову). Я, брат Саша, до сорока лет вел такую же вот
жизнь, как мой Федор. Раз я, душа моя, стал считать, сколько женщин на
своем веку я сделал несчастными? Считал, считал, дошел до семидесяти и
бросил. Ну-с, а как только исполнилось мне сорок лет, вдруг на меня, брат
Саша, что-то нашло. Тоска, места себе нигде не найду, одним словом, разлад
в душе, да и шабаш. Я туда-сюда, и книжки читаю, и работаю, и
путешествую- не помогает! Ну-с, душа моя, поехал я как-то в гости к
покойному куму моему, светлейшему князю Дмитрию Павловичу. Закусили,
пообедали... После обеда, чтобы не спать, затеяли на дворе стрельбу в
цель. Народу собралось видимо-невидимо. И наш Вафля тут был.
Дядин. Был, был... помню.
Орловский. Тоска у меня, понимаешь ли- господи! Не выдержал. Вдруг
слезы брызнули из глаз, зашатался и как крикну на весь двор, что есть
мочи: "Друзья мои, люди добрые, простите меня ради Христа!" В ту же самую
минуту стало на душе у меня чисто, ласково, тепло, и с той поры, душа моя,
во всем уезде нет счастливей меня человека. И тебе это самое надо сделать.
Серебряков. Что?
На небе показывается зарево.
Орловский. Вот это самое. На капитуляцию сдаться надо.
Серебряков. Образчик туземной философии. Ты советуешь мне прощения
просить. За что? Пусть у меня прощения попросят!
Соня. Папа, но ведь мы виноваты!
Серебряков. Да? Господа, очевидно, в настоящую минуту все вы имеете в
виду мои отношения к жене. Неужели, по-вашему, я виноват? Это даже смешно,
господа. Она нарушила свой долг, оставила меня в тяжелую минуту жизни...
Хрущов. Александр Владимирович, выслушайте меня... Вы двадцать пять
лет были профессором и служили науке, я сажаю леса и занимаюсь медициной,
но к чему, для кого все это, если мы не щадим тех, для кого работаем? Мы
говорим, что служим людям, и в то же время бесчеловечно губим друг друга.
|