Всё о Чехове - Пьесы - Вишневый сад - Страница 24
А, ты идешь? Идешь? Так вот же тебе...
(Замахивается.)
В это время входит Лопахин.
Лопахин. Покорнейше благодарю.
Варя (сердито и насмешливо). Виновата!
Лопахин. Ничего-с. Покорно благодарю за приятное угощение.
Варя. Не стоит благодарности. (Отходит, потом оглядывается и
спрашивает мягко.) Я вас не ушибла?
Лопахин. Нет, ничего. Шишка, однако, вскочит огромадная.
Голоса в зале: "Лопахин приехал! Ермолай Алексеич!"
Пищик. Видом видать, слыхом слыхать... (Целуется с Лопахиным.)
Коньячком от тебя попахивает, милый мой, душа моя. А мы тут тоже
веселимся.
Входит Любовь Андреевна.
Любовь Андреевна. Это вы, Ермолай Алексеич? Отчего так долго? Где
Леонид?
Лопахин. Леонид Андреич со мной приехал, он идет...
Любовь Андреевна (волнуясь). Ну, что? Были торги? Говорите же!
Лопахин (сконфуженно, боясь обнаружить свою радость). Торги кончились
к четырем часам... Мы к поезду опоздали, пришлось ждать до половины
десятого. (Тяжело вздохнув.) Уф! У меня немножко голова кружится...
Входит Гаев; в правой руке у него покупки, левой он утирает слезы.
Любовь Андреевна. Леня, что? Леня, ну? (Нетерпеливо, со слезами.)
Скорей же, бога ради...
Гаев (ничего ей не отвечает, только машет рукой; Фирсу, плача). Вот
возьми... Тут анчоусы, керченские сельди... Я сегодня ничего не ел...
Столько я выстрадал!
Дверь в биллиардную открыта; слышен стук шаров и голос Яши: "Семь и
восемнадцать!" У Гаева меняется выражение, он уже не плачет.
Устал я ужасно. Дашь мне, Фирс, переодеться. (Уходит к себе через
залу, за ним Фирс.)
Пищик. Что на торгах? Рассказывай же! Любовь Андреевна. Продан
вишневый сад?
Лопахин. Продан.
Любовь Андреевна. Кто купил?
Лопахин. Я купил.
Пауза.
Любовь Андреевна угнетена; она упала бы, если бы не стояла возле
кресла и стола. Варя снимает с пояса ключи, бросает их на пол, посреди
гостиной, и уходит.
Я купил! Погодите, господа, сделайте милость, у меня в голове помутилось,
говорить не могу... (Смеется.) Пришли мы на торги, там уже Дериганов. У
Леонида Андреича было только пятнадцать тысяч, а Дериганов сверх долга
сразу надавал тридцать. Вижу, дело такое, я схватился с ним, надавал
сорок. Он сорок пять. Я пятьдесят пять. Он, значит, по пяти надбавляет, я
по десяти... Ну, кончилось. Сверх долга я надавал девяносто, осталось за
мной. Вишневый сад теперь мой! Мой! (Хохочет.) Боже мой, господи, вишневый
сад мой! Скажите мне, что я пьян, не в своем уме, что все это мне
представляется... (Топочет ногами.) Не смейтесь надо мной! Если бы отец
мой и дед встали из гробов и посмотрели на все происшествие, как их
Ермолай, битый, малограмотный Ермолай, который зимой босиком бегал, как
этот самый Ермолай купил имение, прекрасней которого ничего нет на свете.
Я купил имение, где дед и отец были рабами, где их не пускали даже в
кухню.
|